Авария на тестовых заездах перед ралли «Сургутнефтегаз Пушкинские Горы-2017» унесла жизнь Алексея Лядухина, а Алексей Лукьянюк, Никита Гергель и Вячеслав Кучеров с травмами различной степени тяжести оказались в больницах. Надя, невеста Никиты, на протяжении всего разговора (ощущение, что с момента аварии) держит гонщика за руку и пальцами, чуть заметно, гладит: «Я не хочу, чтобы жизнь Никиты разделилась на "до аварии" и "после аварии". Не хочется, чтобы это вообще было какой-то точкой отсчета. Оно всё должно просто идти».

Лобовое столкновение. Мгновенное возгорание автомобиля. Ноги Никиты были как бы опущены в угли, долго и равномерно прогревались. В результате часть мышц в буквальном смысле сварилась. «Если бы не механики, то сгорел бы дотла, – вспоминает Никита. – Повезло, что они оказались рядом и были в защитных костюмах. Подбежали, откуда-то взяли ведро воды, вылили его мне на ноги. Они фактически в открытый огонь сунули руки и вынули мою застрявшую сломанную ногу».

«Так или иначе, раллийный мир – это большая семья. Друг за друга все очень переживают: любой мог бы оказаться в этой ситуации, – голос Нади чуть заметно дрожит. – Я была уверена, что это не Никита и что нас это никак не касается. Отправила сообщение. Одна галочка – не доставлено. Начала тешить себя мыслями, что в лесу связь плохая. Дальше запустилась цепочка. Единственный человек, у которого я хоть какую-то информацию получала – это Стас, пилот, с которым должен был ехать Никита. А у меня еще 500 человек спрашивали, что произошло и что делать. До последнего была готова ехать в Великие Луки, потому что была в Москве и не понимала, что делать вообще. Когда ближе к ночи поступило известие, что вылетают на вертолете во ВЦЭРМ, сразу тоже села в самолет и полетела в Петербург».

В крайне тяжелом состоянии, с комбинированной травмой, травматическим шоком, глубокими ожогами 20% кожного покрова, ожогом дыхательных путей и открытыми переломами голеней Никита на вертолете был транспортирован во ВЦЭРМ им. А.М. Никифорова МЧС России. «В Великих Луках мне поставили диагноз, что у меня небольшие ожоги, – смеется штурман. – На аппарат Елизарова и пошел. А врач, с которым мы летели, позже заходил ко мне в реанимацию и сказал, что я мог "не долететь"».

Никита находится во ВЦЭРМ уже три месяца. Надя смеется, что Новый год, похоже, пара тоже встретит среди медицинской аппаратуры. 47 дней Никита провел в реанимации. Первые дни после поступления во ВЦЭРМ стали самыми напряженными. Трубки, капельницы, медикаментозный сон. «Когда приехала сюда, была на 100% уверена, что пообщаюсь с Никитой, – продолжает Надя. – Но меня встретил заведующий реанимации и интенсивной терапии. Сказал, что ситуация очень тяжелая. Серьезные повреждения: ушибы сердца, легких, органов брюшной полости. Пока не сделали первую операцию по удалению ожогового струпа, непонятно было вообще сохранятся ли руки, ноги или нет. На тот момент даже ампутация не звучала так страшно как прямая угроза жизни».

Основная угроза жизни – обширные глубокие ожоги. Сергей Шаповалов, главный комбустиолог МЧС России, заведующий ожоговым отделением ВЦЭРМ – человек, с которым Никита теперь проводит значительную часть своего времени. Именно слаженная работа комбустиологов, реаниматологов и травматологов позволила не просто спасти жизнь, но восстановить поврежденные участки и заново скроить левую ногу Никиты. Но на момент поступления до этого было еще далеко.

Первые дни после аварии сравнимы с полноценной войной: врачей – за жизнь Никиты, организма Никиты – с раневой инфекцией, которая пытается уничтожить его изнутри. «Первая задача – спасти жизнь, – объясняет последовательность действий Сергей Шаповалов. – Это можно было сделать только интенсивной терапией и своевременным удалением всего массива мертвых тканей».

В определенный момент мертвые мышцы закономерно начали разрушаться. В кровь стали поступать продукты термического воздействия. Как результат – поступление большого количества миоглобина из погибших мышц, который полностью блокировал молодому человеку почки. Появилась угроза развития острой почечной недостаточности. При помощи отделения эфферентной терапии использовали специальные сорбционные колонки, через которые пропускали кровь. «Таким образом, всю эту гадость удалось отфильтровать, – объясняет Шаповалов. – На этом фоне у Никиты были полиорганные расстройства, в том числе ДВС (синдром диссиминированного внутрисосудистого свертывания). Он терял много крови, которую мы восполняли». Кровь, по словам специалистов, вливали «невероятными количествами». Благодаря донорам удалось детально подобрать наиболее точный фенотип крови, хотя недостатка в крови как таковой в Центре не было.

В случае Никиты, мягкие ткани на левой голени полностью сгорели. Когда костная ткань ничем не прикрыта, она высыхает. В ходе первых операций заведомо инфицированная погибшая мышечная ткань и мертвая костная ткань были удалены. «Вторая цепочка – мы спасаем ему нижние конечности, чтобы он не был инвалидом, – продолжает заведующий ожоговым отделением. – Мы закрываем все кожные дефекты, особенно, при обнажении глубоких анатомических структур, в частности, представленные костной тканью. Для этого использовали этап пересадки комплекса мягких тканей с микрохирургической техникой».

Для непричастных зрителей гонки – это бездумная жажда скорости и, по сути, игра со смертью. В действительности же гонки – это сложная полноценная работа, где вместо кабинета – автомобиль. Никита Гергель удобнее устраивается в кровати (лишние движения по-прежнему вызывают дискомфорт): «Гонки – это чувство собственного удовлетворения и победа над собой. Но самое главное – круг общения. Ралли – это такой вид спорта, где, по крайней мере в России, собираются очень интересные люди. Эти люди – профессионалы своего дела. Вступая в этот круг, ты растешь как личность. Многие связи в автоспорте помогли мне не раз и в бизнесе, и по жизни в целом. Благодаря тем людям, с которыми мы ездили на гонки, получилось прибыть в эту больницу на вертолете, например.

Гонки – это сложная и напряженная работа. Да, безусловно, она сопряжена с приятностями: ты можешь в свободное время насладиться природой, покушать вкусные латвийские сыры, пообщаться с друзьями и так далее. Но, в первую очередь, это не развлечение, а тяжелый труд. Мы вставали рано утром, выезжали на пропись, проезжали много-много километров, записывали стенограмму и снимали трассу на камеру. Вечером возвращались обратно. Кушали и садились подробно анализировать видеозапись трассы и вносить правки в записанную стенограмму. Пилот уходил спать, а я до поздней ночи доводил стенограмму до идеала. На следующий день рано просыпались и в 9 утра были уже на старте».

В реконструктивной хирургии есть различные комплексы тканей (лоскуты), которые можно полностью отделить от донорской зоны и перенести на реципиентную зону. Наиболее большие и надежные – это лоскуты на основе широчайшей мышцы спины. Широчайшая мышца спины – красота и эталон у тех, кто активно занимается спортом.

«Почему еще этот лоскут взяли? Во-первых, он большой и полностью закрывал пораженный участок, – объясняет Сергей Шаповалов. – Во-вторых, там хороший диаметр сосудов, что повышает надежность методики. Если сосуды, которые мы сшили, неэффективно работают, то включается принцип: "Всё или ничего". Либо всё прижилось, либо мы всё выбросили в помойное ведро». Одномоментно травматологам удалось установить на место поврежденной кости металлическую конструкцию и сопоставить костные отломки. Сверху эта конструкция была закрыта сложным лоскутом. Отторжения не возникло. Борьба за жизнь продолжается.

«Мы ясно понимали, что проще отрезать и всё. И мы бы уже давно чем-то другим занимались, – спокойно объясняет невеста Никиты. – Ведь врачи тоже везде разные. Могли, допустим, сказать, что слишком большой риск. А здесь – боролись, боролись». Никита подключается к обсуждению: «Как я понимаю, в большинстве случаев такие операции вообще не делают. То есть если есть проблема, как, например, у меня, то это ампутация. Для меня врачи сделали практически невозможное».

Перед пластическими хирургами стоит новая задача – заново выстроить кожу. Чтобы закрыть открытую кость берется кожа животного и специальным образом обрабатывается. Кожа теряет свою видовую специфичность: не происходит ее отторжения. Она воспринимается организмом как нейтральный имплант. Это называется «скафалд» и это первый слой. Поверх наклеивают силиконовую пленку. Получается раневое покрытие. Сверху – аппарат отрицательного давления. Аппарат создает определенный вакуум: происходит активное дренирование, а вместе с ним и улучшение кровоснабжения. Под этим скафолдом (он является своего рода проводником) от периферии к центру начинает расти грануляционная ткань. Пластические хирурги добились роста грануляционной ткани и сделали пересадку собственной кожи, которая, по задумке, на эту грануляционная ткань «сядет», приживется и таким образом проблема будет решена. Через несколько недель Никита уже сможет потихонечку начинать двигаться и вертикализироваться.

«Каждая операция или вмешательство отбрасывают назад. Психологически это, конечно, тяжело переносить. Надя мне очень сильно помогает двигаться вперед. Держит какой-то внутренний стержень, – Никита чуть сильнее сжимает руку своей Нади. За время, проведенное в клинике, они еще лучше научились общаться без слов. – Я, безусловно, останусь в этом кругу общения. Бывших раллистов не бывает. Но, конечно, сидеть справа… Не могу загадывать вперед. Но в ближайшее время возвращаться точно не планирую. Тем более, у нас ребенок скоро будет. Если и сяду в спортивную машину, то слева и это будет скорее для себя хобби. По крайней мере, когда ты сам управляешь машиной, понимаешь, где что происходит и отвечаешь за то, что делаешь».

Сергей Шаповалов, заведующий ожоговым отделением ВЦЭРМ, закрывает еле помещающуюся на стол анатомическую энциклопедию (повреждение на левой ноге примерно такого же размера) и продолжает объяснять последовательность действий. «Все операции делали в несколько этапов. На повторных оперативных вмешательствах всё больше и больше удаляли мягких тканей. Если бы нам не удалось закрыть кость каким-то массивом мягких тканей, то ногу пришлось бы ампутировать. Если бы операция была неудачная, Никита бы лишился конечностей. Изначально говорить о том, что у нас бы всё хорошо получилось нельзя. Мы не знали на тот момент многих нюансов. Какая сосудистая анатомия? А если сосудистый пучок поврежден и не к чему вообще «подпитываться»? Была заучена концепция: если операция сложными методами пластики не получится, то не исключена и ампутация. Потому что просто нечем закрыть».

Финальный и самый затяжной этап – это реабилитация. Никита должен научиться ходить, обслуживать себя и проявлять нечеловеческое терпение. Целостность кожного покрова восстановлена. После его заживления травматологи приступят к восстановлению костей стоп. «На момент поступления было 20% поверхности обнаженной мышечной ткани, а сейчас имеется оперативно восстановленный кожный покров. Конечно, он отличается от неповрежденного. Но это совсем другая картинка. Сложно обсуждать. Может обыватель посмотрит и скажет: "Ужасно как". Но мы в динамике его наблюдаем. Наверное, у нас есть какая-то профессиональная деформация, но нам всё очень нравится, – с энтузиазмом рассказывает заведующий ожоговым отделением. – Теперь всё зависит от волевых составляющих и от того, как он будет проходить реабилитацию и восстановление. По сути дела, ему нужно заново учиться ходить, передвигаться и развивать подвижность ног».

Никита не просто должен научиться ходить, а научиться пользоваться своей новой кожей. Она другая. За ней нужно постоянно ухаживать, надевать компрессионные чулки, стимулировать кровообращение. Никита и Надя прекрасно понимают сложность предстоящей реабилитации. Но возможность начать что-то делать желаннее неминуемых трудностей. Восстановление будет проходить маленькими последовательными шагами: вертикализация, учиться присаживаться, ходунки. Затем – учиться ходить на костылях, с палочкой и только потом – самостоятельно. На момент написания статьи Никита перенес 35 часов операционного вмешательства. Ему перелито 5 000 мл крови и 4 000 свежезамороженной плазмы. В организме Никиты дважды полностью поменяли кровь. Несмотря на ударные объемы препаратов и круглосуточное лечение, глаза молодого человека не перестают искриться: «Гонки никогда не были основным занятием. У меня есть работа, есть свой бизнес. Гонки – это, скорее, одно из основных серьезных хобби. Я много чем увлекаюсь, люблю путешествовать. Раньше редко получалось долго сидеть на месте: куда-то ездил, какие-то командировки, личные поездки. Больше двух месяцев лежать на одном месте и никуда не ходить, конечно, морально очень тяжело. Купили специальную коляску и в конце июля впервые удалось выйти на улицу. Уже очень хочется начать хотя бы пробовать ходить. Тем более, что стимулов, безусловно, полно».

Текст: Полина Горбань
Оформление и верстка: ABSOLEM production
Фотографии: личный архив Надежды Созиновой и пресс-служба ВЦЭРМ
им. А.М. Никифорова МЧС России